Сказки для детей и взрослых |
Русские народные сказки. А. Н. Афанасьев. Сказка о серебряном блюдечке и наливном яблочкеЖил мужик с женою, и у них были три дочери: две — нарядницы, затейницы, а третья — простоватая, и зовут её сестры, а за ними и отец и мать, дурочкой. Дурочку везде толкают, во всё помыкают, работать заставляют; она не молвит и слова, на всё готова: и траву полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что ни спросит, всё дура приносит: «Дура, поди! За всем, дура, гляди!» Едет мужик с сеном на ярмарку обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит: — Купи мне, батюшка, кумачу на сарафан; — другая дочь просит: — Купи мне алой китайки[1]; — а дура молчит да глядит. Хоть дура, да дочь; жаль отцу — и её спросил: — Чего тебе, дура, купить? Дура усмехнулась и говорит: — Купи мне, свет-батюшка, серебряное блюдечко да наливное яблочко. — Да на что тебе? — сёстры спросили. — Стану я катать яблочком по блюдечку да слова приговаривать, которым научила меня старушка — за то, что я ей калач подала. Мужик обещал и поехал.
— Катись-катись, яблочко, по серебряному блюдечку, показывай мне города и поля, леса и моря, и гор высоту и небес красоту! Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города один за другим видны, корабли на морях и полки́ на полях, и гор высота и небес красота; солнышко за солнышком катится, звёзды в хоровод собираются — так всё красиво, на диво — что ни в сказке сказать, ни пером написать. Загляделись сёстры, а самих зависть берёт, как бы выманить у дуры блюдечко; но она своё блюдечко ни на что не променяет.
— Душенька сестрица! В лес по ягоды пойдём, земляничку сберём. Дурочка блюдечко отцу отдала, встала да в лес пошла; с сёстрами бродит, ягоды сбирает и видит, что на траве заступ лежит. Вдруг злые сёстры заступ схватили, дурочку убили, под берёзкой схоронили, а к отцу поздно пришли, говорят: — Дурочка от нас убежала, без вести пропала; мы лес обошли, её не нашли, видно волки съели! Жалко отцу — хоть дура, да дочь! Плачет мужик по дочери; взял он блюдечко и яблочко, положил в ларец да замкнул; а сёстры слезами обливаются.
— Люди добрые! — пастух говорит. — Ничего я не ведаю, а искал в лесу овечку и увидал бугорок, на бугорке цветочки, над цветочками тростинка; срезал я тростинку, сделал себе дудочку, сама дудочка играет-выговаривает.
— Веди нас, пастух — говорит отец, — туда, где срезал ты тростинку. Пошёл за пастухом он в лесок на бугорок и дивится на цветы прекрасивые, цветы алые, лазоревые. Вот начали разрывать бугорок и мёртвое тело отрыли. Отец всплеснул руками, застонал, дочь несчастную узнал, и лежит она убитая, неведомо кем загубленная, неведомо кем зарытая. Добрые люди спрашивают, кто убил-загубил её? А дудочка сама играет-выговаривает: «Свет мой батюшка родимый! Меня сёстры в лес зазвали, меня бедную загубили за серебряное блюдечко, за наливное яблочко; не пробудишь ты меня от сна тяжкого, пока не достанешь воды из колодезя царского». Две сестры завистницы затряслись, побледнели, а душа как в огне, и признались в вине; их схватили, связали, в тёмный погреб замкнули до царского указа, высокого повеленья; а отец в путь собрался в город престольный.
— Возьми, старик, живой воды из царского колодезя; когда дочь оживёт, представь её нам с блюдечком, яблочком, с лиходейками-сёстрами. Старик радуется, в землю кланяется и домой везёт скляницу с живою водою; бежит он в лесок на цветной бугорок, отрывает там тело. Лишь он спрыснул водой — встала дочь перед ним живой и припала голубкой на шею отцу. Люди сбежались, наплакались. Поехал старик в престольный город; привели его в царские палаты. Вышел царь-солнышко, видит старика с тремя дочерьми: две за руки связаны, а третья дочь — как весенний цвет, очи — райский свет, по лицу заря, из очей слёзы катятся, будто жемчуг падают. Царь глядит, удивляется; на злых сёстер прогневался, а красавицу спрашивает: — Где ж твоё блюдечко и наливное яблочко? Тут взяла она ларчик из рук отца, вынула яблочко с блюдечком, а сама царя спрашивает: — Что ты, царь-государь, хочешь видеть: города ль твои крепкие, полки́ ль твои храбрые, корабли ли на́ море, чудные ль звёзды на́ небе?
— Царь-государь! — говорит она. — Возьми моё серебряное блюдечко и наливное яблочко, лишь прости ты сестёр моих, за меня не губи ты их. Царь на слёзы её сжалился, по прошенью помиловал; она в радости вскрикнула, обнимать сёстер бросилась.
— Я почту доброту твою, отличу красоту твою; хочешь ли быть мне супругою, царству доброй царицею? — Царь-государь! — отвечает красавица. — Твоя воля царская, а над дочерью воля отцовская, благословенье родной матери; как отец велит, как мать благословит, так и я скажу. Отец в землю поклонился, послали за матерью — мать благословила. — Ещё к тебе слово, — сказала царю красавица, — не отлучай родных от меня; пусть со мною будут и мать, и отец, и сёстры мои. Тут сёстры ей в ноги кланяются. — Недостойны мы! — говорят они. — Всё забыто, сёстры любезные! — говорит она им. — Вы родные мне, не с чужих сторон, а кто старое зло помнит, тому глаз вон! Так сказала она, улыбнулась и сестёр поднимала; а сёстры в раскаянье плачут, как река льются, встать с земли не хотят. Тогда царь им встать приказал, кротко на них посмотрел, во дворце остаться велел. Пир во дворце! Крыльцо всё в огнях, как солнце в лучах; царь с царицею сели в колесницу, земля дрожит, народ бежит: «Здравствуй, — кричат, — на многие века!» [1] - Китайка — шёлковая, затем хлопчатобумажная лёгкая ткань.
|