Жил-был крестьянин, у него было два сына: меньшой был в дороге, старшо́й при доме. Стал отец помирать и оставил сыну при доме всё наследство, а другому ничего не дал; думал, что брат брата не изобидит. Как отец-то помер, старшо́й сын его похоронил и всё наследство у себя удержал. Вот приезжает другой сын и горько плачет, что не застал отца в живых. Старшо́й ему и говорит: «Отец мне всё одному оставил!» И детей-то у него не было, а у меньшого был сын родной да дочь-приёмыш.
Вот старшо́й получил всё наследство, разбогател и стал торговать дорогими товарами; а меньшой был беден, рубил в лесу дрова да возил на рынок. Соседи, жалея его бедность, собрались и дают ему денег, чтобы он хоть мелочью торговал. Бедняк боится, говорит им:
— Нет, добрые люди, не возьму я ваши деньги; неравно проторгуюсь — чем я вам долг заплачу?
И уговорились двое соседей как-нибудь ухитриться да дать ему денег. Вот как поехал бедный за дровами, один из них настиг его окольной дорогой и говорит:
— Поехал я, братец, в дальний путь; на дороге отдал мне должник триста рублей — не знаю, куда их девать! Домой ворочаться не хочется; возьми, пожалуй, мои деньги, похрани у себя, а лучше-ка торгуй на них; я приеду не скоро; после выплатишь мне понемножку.
Бедный взял деньги, привёз домой и боится, как бы их не потерять, как бы жена не нашла да не издержала заместо своих. Думал-думал, и спрятал в малёнку[1] с золой, а сам ушёл со двора. Приехали без него меновщики — вот что скупают золу да меняют её на товар. Баба взяла и отдала им эту малёнку с золой. Вернулся домой муж, видит, что малёнки нет, спрашивает:
— Где зола?
Жена отвечает:
— Я её продала меновщикам.
Вот он испугался, тоскует и горюет, а только всё молчит. Видит жена, что он печален; приступила к нему:
— Что за напасть с тобой случилась? Отчего так печален?
Он и признался, что в золе были спрятаны у него чужие деньги; рассердилась баба — и рвёт, и мечет, и слезами заливается:
— Зачем ты мне не поверил? Я б получше твоего припрятала!
Опять поехал мужик по дрова, чтобы потом на рынке продать да хлеба купить. Настигает его другой сосед, говорит ему те же самые речи и даёт под сохрану пятьсот рублей. Бедняк не берёт, отказывается, а тот ему насильно всунул деньги в руку и поскакал по дороге. Деньги-то были бумажками; думал-думал: куда их положить? Взял да промеж подкладки и спрятал в шапку. Приехал в лес, шапку повесил на ёлку и начал рубить дрова. На его беду прилетел ворон и унёс шапку с деньгами. Мужик потужил, погоревал, да, видно, так тому и быть! Живёт себе по-прежнему, торгует дровишками да мелочью, кое-как перебивается. Видят соседи, что времени прошло довольно, а у бедного торг не прибывает; спрашивают его: «Что ж ты, братец, худо торгуешь? Али наши деньги затратить боишься? Коли так, лучше отдай наше добро назад». Бедный заплакал и рассказал, как пропали у него ихние деньги. Соседи не поверили и пошли просить на него в суд. «Как рассудить это дело? — думает судья. — Мужик — человек смирный, неимущий, взять с него нечего; коли в тюрьму посадить — с голоду помрёт!»
Сидит судья, пригорюнясь, под окошком, и взяло его большое раздумье. На то время как нарочно играли на улице мальчишки. И говорит один — такой бойкий:
— Я бурмистр буду: стану вас, ребята, судить, а вы приходите ко мне с просьбами.
Сел на камень; а к нему подходит другой мальчишка, кланяется и просит:
— Я-де вот этому мужичку дал денег взаймы, а он мне не платит; пришёл к твоей милости суда на него просить.
— Ты брал взаймы? — спрашивает бурмистр у виноватого.
— Брал.
— Почему ж не платишь?
— Нечем, батюшка!
— Слушай, челобитчик! Ведь он не отпирается, что брал у тебя деньги, а заплатить ему невмоготу, так ты отсрочь ему долг лет на пять — на шесть, авось он поправится и отдаст тебе с лихвою. Согласны?
Мальчишки оба поклонились бурмистру:
— Спасибо, батюшка! Согласны.
Судья все это слышал, обрадовался и говорит:
— Этот мальчик ума мне дал! Скажу и я своим челобитчикам, чтоб отсрочили они бедному.
По его словам согласились богатые соседи обождать года два-три; авось тем временем мужик поправится!
Вот бедный опять поехал в лес за дровами, полвоза нарубил — и сделалось темно. Остался он на ночь в лесу: «Утром-де с полным возом ворочусь домой». И думает: где ему ночевать? Место было глухое, зверей много; подле лошади лечь — пожалуй, звери съедят. Пошёл он дальше в чащу и влез на большую ель. Ночью приехали на это самое место разбойники — семь человек, и говорят:
— Дверцы, дверцы, отворитеся!
Тотчас отворились дверцы в подземелье; разбойники давай носить туда свою добычу, снесли всю и приказывают:
— Дверцы, дверцы, затворитеся!
Дверцы затворились, а разбойники поехали снова на добычу. Мужик всё это видел, и когда кругом его стихло — спустился с дерева: «А ну-тка я попробую — не отворятся ль и мне эти дверцы?» И только сказал:
— Дверцы, дверцы, отворитеся! — они в ту ж минуту и отворилися.
Вошёл он в подземелье, смотрит — лежат кучи золота, серебра и всякой всячины. Возрадовался бедный и на рассвете принялся таскать мешки с деньгами; дрова долой сбросил, нагрузил воз серебром да золотом и поскорей домой.
Встречает его жена:
— Ох ты, муж-муженёк! А я уж с горя пропадала; всё думала: где ты? Либо деревом задавило, либо зверь съел!
А мужик веселёхонек:
— Не кручинься, жена! Бог дал счастья, я клад нашёл; пособляй-ка мешки носить.
Кончили работу, и пошёл он к богатому брату; рассказал всё, как было, и зовёт с собой ехать по счастье. Тот согласился. Приехали вместе в лес, отыскали ель, крикнули:
— Дверцы, дверцы, отворитеся!
Дверцы отворились. Начали они таскать мешки с деньгами; бедный брат наложил воз — и доволен стал, а богатому всё мало.
— Ну ты, братец, поезжай, — говорит богатый, — а я за тобой скоро буду.
— Ладно! Не забудь же сказать: «Дверцы, дверцы, затворитеся!»
— Нет, не забуду.
Бедный уехал, а богатый никак не может расстаться: всего вдруг не увезёшь, а покинуть жаль! Тут его и ночь застигла. Приехали разбойники, нашли его в подземелье и отрубили ему голову; поснимали свои мешки с возу, заместо того положили убитого, настегали лошадь и пустили на волю. Лошадь бросилась и́з лесу и привезла его домой. Вот атаман разбойничий и бранит того разбойника, что убил богатого брата:
— Зачем ты убил его рано? Надо было наперёд расспросить, где он живёт? Ведь у нас много добра убыло: видно, он же повытаскал! Где теперь найдём?
Есаул говорит:
— Ну, пускай тот и доискивается, кто его убил!
Недолго спустя стал тот убийца разведывать; не отыщется ли где их золото? Приходит как есть к бедному брату в лавочку; то-другое поторговал, заприметил, что хозяин скучен, задумывается, и спрашивает:
— Что так приуныл?
А тот и говорит:
— Был у меня старшо́й брат, да беда стряслась: кто-то убил его, третьего дни лошадь на двор привезла с отрубленной головою, а сегодня похоронили.
Разбойник видит, что на след попал, и давай расспрашивать; притворился, будто очень жалеет. Узнал, что после убитого вдова осталась, и спрашивает:
— Хоть есть ли у сироты свой-то уголок?
— Есть — дом важный!
— А где? Укажи мне.
Мужик пошёл, указал ему братнин дом; разбойник взял кусок красной краски и положил на воротах заметку.
— Это для чего? — спрашивает его мужик.
А тот отвечает:
— Я-де хочу помочь сироте, а чтоб легче дом найти — нарочно заметку сделал.
— Э, брат! Моя невестка ни в чём не нуждается: слава богу, у неё всего довольно.
— Ну, а ты где живёшь?
— А вот и моя избушка.
Разбойник и у него на воротах положил такую ж заметку.
— А это для чего?
— Ты, — говорит, — мне очень понравился; стану к тебе на ночлег заезжать; поверь, брат, для твоей же пользы!
Вернулся разбойник к своей шайке, рассказал всё по порядку, и уговорились они ехать ночью — ограбить и убить всех в обоих домах да воротить своё золото.
А бедный пришёл ко двору и сказывает:
— Сейчас спознался со мной молодец, запятнал мои ворота — стану, говорит, к тебе завсегда на постой заезжать. Такой добрый! А как о брате сожалел, как хотел невестке помочь!
Жена и сын слушают, а дочь-приёмыш говорит ему:
— Батюшка, не ошибся ли ты? Ладно ли этак будет? Не разбойники ль это убили дядюшку, а теперь хватились своего добра да нас разыскивают? Пожалуй, наедут, разграбят, и от смерти не уйдёшь!
Мужик испугался:
— А что дивить? Ведь я его допрежде того никогда не видывал. Вот беда! Что же делать-то станем?
А дочь говорит:
— Поди же ты, батюшка, возьми краски да по всему околотку[2] и запятнай ворота такими же метками.
Мужик пошёл и запятнал ворота во всём околотке. Приехали разбойники и не могли ничего разыскать; воротились назад и приколотили разведчика: зачем неладно пятнал? Наконец рассудили: «Видно, мы на хитрого напали!» и погодя немного приготовили семь бочек; в шесть бочек посадили по разбойнику, а в седьмую масла налили.
Поехал прежний разведчик с этими бочками прямо к бедному брату, приехал под вечер и попросился ночевать. Тот и пустил его, как знакомого. Дочь вышла на двор, стала осматривать бочку, одну открыла — в ней масло, другую попробовала открыть — нет, не сможет; припала ухом и слушает, а в бочке кто-то шевелится и дышит. «Э, — думает, — да тут недобрая хитрость!» Пришла в избу и говорит:
— Батюшка! Чем будем гостя потчевать! Сем-ка[3] я пойду затоплю печку в задней избе да изготовлю чего-нибудь поужинать.
— Ну что ж, ступай!
Дочь ушла, затопила печь, да между стряпнёй всё воду греет, кипяток носит да в бочки льёт; всех разбойников заварила. Отец с гостем поужинали; а дочь сидит в задней избе да караулит: что-то будет? Вот когда хозяева уснули, гость вышел на двор, свистнул — никто не откликается; подходит к бочкам, кличет товарищей — нет ответу; открывает бочки — оттуда пар валит. Догадался разбойник, запряг лошадей и убрался со двора с бочками.
Дочь заперла ворота, пошла будить своих домашних и рассказала всё, что сделалось. Отец и говорит:
— Ну, дочка, ты нам жизнь спасла, будь же законной женой моему сыну.
Весёлым пирком и свадьбу сыграли. Молодая одно отцу твердит, чтобы продал свой старый дом да другой купил: крепко боялась разбойников! Не ровён час — опять пожалуют. Так и случилось. Чрез некое время тот самый разбойник, что приезжал с бочками, снарядился офицером, приехал к мужику и просится ночевать; его пустили. Никому невдомёк, только молодая признала и говорит:
— Батюшка! Ведь это прежний разбойник!
— Нет, дочка, не тот!
Она замолчала; да как стала спать ложиться — принесла вострый топор и положила подле себя; всю ночь глаз не смыкала, всё караулила. Ночью офицер встал, берёт свою саблю и хочет её мужу голову отсечь: она не сробела, махнула топором — и отрубила ему правую руку, махнула ещё раз — и голову снесла. Тут отец уверился, что дочка его подлинно премудрая; послушался, продал дом и купил себе гостиницу. Перешёл на новоселье, начал жить, богатеть, расторговываться.
Заезжают к нему соседи — те самые, что давали ему денег да после на него в суде просили.
— Ба! Ты как здесь?
— Это мой дом, недавно купил.
— Важный дом! Видно, у тебя деньга́ водится. Что ж ты долгу не платишь?
Хозяин кланяется и говорит:
Слава богу! Мне господь дал, я клад нашёл и готов заплатить вам хоть втрое.
— Хорошо, брат! Давай же теперь новоселье праздновать.
— Милости просим!
Вот погуляли, попраздновали; а при доме сад куда хорош!
— Можно сад посмотреть?
— Извольте, честны́е господа! Я и сам с вами пойду.
Ходили, ходили по́ саду, и нашли в дальнем углу малёнку золы. Хозяин как увидал, так и ахнул:
— Честны́е господа! Ведь это та самая малёнка, которую моя жена продала.
— А ну-тка, нет ли в золе денег?
Вытряхнули, а они тут и есть. Тогда соседи поверили, что мужик им правду сказывал. «Станем, — говорят, — деревья осматривать; ведь шапку-то ворон унёс — верно, в ней гнездо свил». Ходили-ходили, увидали гнездо, стащили баграми — как есть та самая шапка! Выбросили гнездо и нашли деньги. Заплатил им хозяин долг свой и стал жить богато и счастливо.
[1] — Малёнка — деревянная кадочка, мерка, пудовка (Ред.).
[2] — Околоток — окружающая местность, окрестность (в разговорном языке).
[3] — Дай-ка.