Вот, знашь, было какое дело, скажу твоему здоровью. Вот, не во гнев твоей милости, к речи сказать, как мы теперича, с тобой, раскалякались промеж себя двое нашей братьи мужичков, беднеющие-пребеднеющие. Один-от жил кое-как, колотился всеми неправдами, горазд был, знашь, на обманы, и приворнуть его было дело, а другой-от, слышь, шёл по правде, кабы трудами век прожить. Вот этим делом-то они и заспорили. Один-от говорит: лучше жить кривдой; а другой-от говорит: кривдой век прожить не сможешь, лучше жить как ни есть, да правдой. Вот спорили они, спорили, никто, знашь, не переспорил.
Вот и пошли они, братец мой, на дорогу. Пошли на дорогу и решили спросить до трёх раз, кто им навстречу попадёт и что на это скажет. Вот они шли-шли, братец мой, и увидали — барский мужичок пашет. Вот, знашь, и подошли к нему. Подошли и говорят:
— Бог на́ помочь тебе, знакомый. Разреши ты наш спор: как лучше жить на белом свете — правдой или кривдой?
— Нет, слышь, братцы! Правдой век прожить не сможешь, кривдой жить вольготней. Вот и наше дело: бесперечь[1], слышь, у нас господа отнимают дни, работа́ть на себя некогда; из-за неволи прикинешься, будто что попритчилось — хворь, знашь, нашла; а сам меж этим временем-то в лесишко съездишь по дровицы, не днём, так ночью, коли есть запрет.
— Ну, слышь, моя правда, — говорит криводушный-от правдивому-то.
Вот пошли опять по дороге — что скажет им другой. Шли-шли и видают: едет на паре в повозке с кибиткой купец. Вот подошли они к нему. Подошли и спрашивают:
— Остановись-ка, слышь, на часик, не во гнев твоей милости, о чём мы тебя спросим. Реши, слышь, наш спор: как лучше жить на свете — правдой али кривдой?
— Нет, слышь, ребята! Правдой мудрено жить, лучше кривдой. Нас обманывают, и мы, слышь, обманываем.
— Ну, слышь, моя правда, — говорит опять криводушный-от правдивому-то.
Вот пошли они опять по дороге — что скажет третий. Шли-шли, вот и видят: едет поп навстречу. Вот они подошли к нему. Подошли, знашь, к нему и спрашивают:
— Остановись-ка, батька, на часочек, реши ты наш спор: как лучше жить на свете — правдой али кривдой?
— Вот нашли о чём спрашивать. Знамо дело, что кривдой. Какая нонче правда? За правду, слышь, в Сибирь угодишь, скажут — кляузник. Вот хоть к примеру, говорит, сказать вам не солгать: в приходе-то у меня разе десятая доля на духу-то бывает, а знамо дело, мы всех записываем. Зато и нам повольготнее; ин раз ладно и молебен заместо обедни.
— Ну, слышь, — говорит криводушный-от правдивому-то, — вот все говорят, что кривдой лучше жить.
— Нет, слышь! Надо жить по-божью, как бог велит. Что будет, то и будет, а кривдой, слышь, жить не хочу, — говорит правдивый-от криводушному-то.
Вот пошли опять дорогой вместе. Шли-шли, — криводушный-от всяко сумеет ко всем прилаживаться, везде его кормят, и калачи у него есть, а правдивый-от где водицы изопьёт, где поработает, его за это накормят, а тот, знашь, криводушный-от все смеётся над ним. Вот раз правдивый-от попросил кусочек хлебца у криводушного-то:
— Дай, слышь, мне кусочек хлебца!
— А что за него мне дашь? — говорит криводушный.
— Если что хошь — возьми, что у меня есть, — говорит правдивый-от.
— Дай глаз я тебе выколю!
— Ну, выколи, — он ему говорит. Вот этим делом-то криводушный-от и выколол правдивому-то глаз. Выколол и дал ему маленько хлебца. Тот, слышь, стерпел, взял кусочек хлебца, съел, и пошли опять по дороге.
Шли-шли, — опять правдивый-от у криводушного-то стал просить хлебца кусочек. Вот, знашь, тот опять разно стал над ним насмехаться.
— Дай, слышь, другой глаз я тебе выколю, ну, дам тогда кусочек.
— Ах, братец, пожалей, я слепой буду, — правдивый-от упрашивал его.
— Нет, слышь, зато ты правдивый, а я живу кривдой, — криводушный-от ему говорил. Что делать? Ну, так тому делу и быть.
— На, выколи и другой, коли греха не боишься, — правдивый-от говорит криводушному-то. Вот, братец мой, выколол ему и другой-от глаз. Выколол и дал ему маленько хлебца. Дал хлебца и оставил его, слышь, на дороге:
— Вот, стану я тебя водить?
Ну что делать, слепой съел, знашь, кусочек хлебца и пошёл потихоньку ощупью с палочкой.
Шёл-шёл кое-как и сбился, слышь, с дороги и не знает, куды ему идти. Вот и начал он просить бога:
— Господи! Не оставь меня, грешного раба твоего!
Молился, слышь, молился, вот и услыхал он голос; кто-то ему говорит:
— Иди ты направо. Как пойдёшь направо, придёшь к лесу; придёшь к лесу — найди ты ощупью тропинку. Найдёшь, слышь, тропинку, поди ты по той тропинке. Пойдёшь по тропинке, придёшь на гремячий[2] ключ. Как придёшь ты к гремячему ключу, умойся из него водой, испей той воды и намочи ею глаза. Как намочишь глаза, ты, слышь, прозреешь! Как прозреешь, поди ты вверх по ключу тому и увидишь большой дуб. Увидишь дуб, подойди к нему и залезь на него. Как залезешь на него, дождись ночи. Дождёшься, слышь, ты ночи, слушай, что будут говорить под этим дубом нечистые духи. Они, слышь, тут слетаются на токовище.
Вот он кое-как добрёл до леса. Добрёл до леса, полазил-полазил по нём, напал кое-как на тропинку. Пошёл по той тропинке, дошёл до гремячего ключа. Дошёл до ключа, знашь, умылся водою. Умылся водою, испил и примочил глаза. Примочил глаза и вдруг увидел опять свет божий — прозрел. Вот как прозрел — и пошёл, слышь, вверх по тому ключу. Шёл-шёл по нём вот и видит большой дуб. Под ним всё утоптано. Вот он влез на тот дуб. Влез и дождался ночи.
Вот, слышь, начали под тот дуб слетаться со всех сторон бесы. Слетались, слетались, вот и начали рассказывать, где кто был. Вот один бес и говорит:
— Я, слышь, был у такой-то царевны. Вот, десять годов её мучаю. Всяко меня выгоняют из неё, никто меня не сможет выгнать, а выгонит, слышь, тот, кто вот у такого-то богатого купца достанет образ смоленской божьей матери, что у него на воротах в киоте вделан.
Вот наутро, знашь, как все бесы разлетелись, правдивый-от слез с дуба. Слез с дуба и пошёл искать того купца. Искал, искал, кое-как нашёл его. Нашёл и просится работа́ть на него.
— Хоть год, слышь, проработаю, ничего мне не надо, только дай мне образ божьей матери с ворот.
Купец, знашь, согласился, принял его к себе в работники. Вот работал он у него что ни есть мочи круглый год. Проработавши год, он и просит тот, знашь, образ. Вот купец, слышь:
— Ну, братец, доволен я твоей работой, только жаль мне образа, возьми лучше деньги.
— Нет, слышь, не надо денег, а дай мне его по уговору.
— Нет, слышь, не дам образ. Проработай ещё год, ну, так и быть, тогда отдам тебе его.
Вот этим делом-то, знашь, правдивый-от мужичок работал ещё год. Ни дня, ни ночи не знал, всё работал, такой, слышь, старательный был.
Вот проработал год, опять, знашь, стал просить образ божьей матери с ворот. Купцу, слышь, опять жаль и его отпустить и образ-от отдать.
— Нет, слышь, лучше я тебя казною награжу, а коли хочешь, то поработай ещё год, ну, так отдам тебе образ.
Вот так тому делу и быть, опять стал работать год. Работал ещё пуще того, знашь, всем на диво, какой был работящий! Вот проработал и третий год. Проработал и опять, знашь, просит образ. Вот купец, делать нечего, снял образ с ворот и отдал ему.
— На, возьми образ и ступай с богом.
Напоил-накормил его и деньгами, слышь, наградил малую толику.
Вот этим делом-то, знашь, взял он образ смоленской божьей матери. Взял его и повесил на себя. Повесил на себя и пошёл, слышь, к тому царю царевну лечить, у которой бес-от мучитель сидит. Шёл-шёл и пришёл к тому царю. Пришёл к царю и говорит:
— Я-де вашу царевну излечить, слышь, смогу.
Вот этим делом-то впустили его в хоромы царские. Впустили и показали ему ту скорбящую царевну. Показали царевну, вот он спросил, знашь, воды. Подали воды, вот он перекрестился. Перекрестился и три земных поклона положил — знашь, помолился богу. Помолился, слышь, богу, вот и снял с себя образ божьей матери. Снял его и с молитвою три раза в воду опустил. Опустил, знашь, и надел его на царевну. Надел на царевну и велел ей тою водою умываться. Вот этим делом-то, как она, матушка, надела на себя тот образ и, знашь, умылась тою водою, вдруг из неё недуг-от, вражья-то нечистая сила, клубом вылетел вон. Вылетел вон, и она, слышь, стала здорова по-прежнему.
Вот этим делом-то невесть как все обрадовались. Обрадовались и не знали, чем наградить этого мужичка. И землю, слышь, давали, и вотчину сулили, и жалованье большое клали.
— Нет, слышь, ничего не надо!
Вот царевна-то и говорит царю:
— Я замуж за него иду.
— Ладно, — царь-от сказал.
Вот этим делом-то, слышь, и повенчались. Повенчались, и стал наш мужичок ходить в одёже царской, жить в царских хоромах, пить-есть всё и на всё заодно с ними. Жил-жил и принаторел[3] к ним. Вот как принаторел он к ним, и говорит:
— Пустите меня на родину; у меня, слышь, есть мать, старушка бедная.
— Ладно, — царевна, знашь, жена-то его, сказала. — Поедем вместе.
Вот и поехали они вместе, вдвоём с царевной. Лошади-то, одежа, коляска, сбруя — всё царское. Ехали, ехали и подъезжают они, слышь, к его родине. Подъезжают к родине, вот и попадается навстречу им тот криводушный, что, знашь, спорил-то с ним, что лучше жить кривдой, чем правдой. Идёт, слышь, навстречу; вот правдивый-от царский сын и говорит:
— Здравствуй, братец мой, — называет его, слышь, по имени! Тому, знашь, в диковину, что в коляске такой знатный барин его знает, и не узнал его.
— Помнишь, ты спорил со мною, что лучше жить кривдой, чем правдой, и выколол мне глаза? Это я самый!
Вот, знашь, он оробел и не знал, что делать.
— Нет, не бойся, я на тебя, слышь, и не сержусь, а желаю и тебе такого ж счастья. Вот поди ты в такой-то лес, — знашь, научает его, как его бог научил. — В том лесе увидишь ты тропинку. Поди по той тропинке, придёшь ты к гремячему ключу. Напейся, слышь, из того ключа воды и умойся. Как умоешься, поди ты вверх по ключу. Увидишь там ты большой дуб, влезь на него и просиди всю ночь на нём. Под ним, слышь, токовище нечистых духов, и ты слушай и услышишь своё счастье.
Вот, знашь, криводушный-от по его слову, как по-писаному, всё это сделал. Нашёл лес и ту тропинку. Пошёл по тропинке и пришёл, слышь, к гремячему ключу. Напился, знашь, и умылся. Умылся и пошёл вверх по нём. Пошёл вверх и увидел большой дуб, под ним всё утоптано. Вот он залез на этот дуб. Залез на дуб, знашь, и дождался ночи. Дождался ночи и слышит, как со всех сторон слетались на токовище нечистые духи. Вот как слетелись — и услыхали по духу его на дубу. Услыхали, знашь, по духу и растерзали его на мелкие части.
Так тем, слышь, это дело и покончилось, что правдивый-от стал царским сыном, а криводушного-то загрызли черти.
[1] — Бесперечь — беспрестанно
[2] — Гремячий — журчащий.
[3] — Т. е. приноровился к их приемам и обычаям (Ред.).
Загрузка...
