Жили сестрица и братец, и пошли они в лес по ягоды. Шли-шли; вот на дороге лежит лошадино копытце с водицей; вот братец и говорит:
— Сестрица, я пить хочу; я в этом копытце напьюсь.
— Нет, не пей, братец, коняшка будешь.
Ещё шли-шли, коровье копытце стоит.
— Сестрица, сестрица, я пить хочу!
— Нет, не пей, бычок будешь.
Шли-шли; стоит овечье копытце.
— Сестрица, сестрица! Я напьюсь.
— Нет, не пей, баранчик будешь.
Шли, шли; стоит козино копытце.
— Сестрица, сестрица, я напьюсь!
— Нет, не пей, а то козельчик будешь.
Пошли дальше; он не утерпел, отвернулся и напился, и обратился козельчиком, бежит и блеет.
— Я говорила тебе: не пей!
Идут; барин едет и говорит:
— Продай, девушка, козельчика.
— Нет, он у меня не продажный; это мой братец, а не козельчик!
Барин взял обоих их, увёз и на девушке женился и козельчика ласкал.
Вот барин уехал, а эту жену его, Алёнушку, дворовые ненавидели, взяли привязали ей на шею камень большущий и бросили в реку, а вместо её другая убралась в её платье. Барин приехал и не узнал. Эта другая жена хотела известь и козельчика и велела барину зарезать его.
— Я. — говорит, — хочу козлиного мясца.
Барин велел слугам зарезать козельчика. Козельчик почуял, приходит к барину и говорит:
— Барин, барин! Пусти меня на речку водицы испить, кишочки промыть, твоей барыне лучше будет кушать!
— Ступай, да не уходись[1].
Он пошёл, на бережку сел и стал кричать:
— Алёнушка, сестричушка, тебе тошно, а мне тошней твоего; меня, козла, хотят резать, ножи точат булатные, котлы кипят немецкие, огни горят всё жаркие!
А она ему говорит, выныривая из реки:
— Иванушка, родимый мой, тебе тошно, а мне тошней твоего; тяжёл камень ко дну тянет, бела-рыба глаза выела, люта змея сердце высосала, шёлкова трава ноги спутала!
Козельчик пошёл домой, полежал и опять у барина просится на реку; барин пустил и послал следом слугу посмотреть, зачем он часто ходит туда. Козельчик сел на бережку и опять закричал:
— Алёнушка, сестричушка, тебе тошно, а мне тошней твоего; меня, козла, хотят резать, ножи точат булатные, котлы кипят немецкие, огни горят всё жаркие!
Она ему говорит:
— Иванушка, родимый мой, тебе тошно, а мне тошней твоего; тяжёл камень ко дну тянет, бела-рыба глаза выела, люта змея сердце высосала, шёлкова трава ноги спутала!
Пришли домой, слуга ничего не сказал барину; а козельчик немножко повернулся и опять просится у барина на речку водицы испить, кишочки промыть. Барин отпустил и сам пошёл следом. Козельчик сел на бережку и стал опять кричать:
— Алёнушка, сестричушка, меня, козла, хотят резать, ножи точат булатные, котлы кипят немецкие, огни горят всё жаркие!
И она выныривает из реки и говорить стала:
— Иванушка, родимый мой!..
Как барин то угадал, да вдруг кинется и вытащил её; узнал обо всём, всех пересёк, а которая на место её сделалась (ту) прогнал; а с этой начал жить-поживать по-прежнему, и козельчику стало хорошо.
[1] — Уходиться — пропасть, погибнуть (Ред.).