В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец-вдовец; у него были сын, да дочь, да родной брат… В одно время собирается этот купец в чужие земли ехать, разные товары закупать, берёт с собой сына, а дома оставляет дочку; призывает он своего брата и говорит ему:
— Препоручаю тебе, любезный братец, весь мой дом и хозяйство и усердно прошу: присматривай построже за моей дочкою, учи её грамоте, а баловать не позволяй!
После того простился купец с братом и с дочерью и отправился в путь. А купеческая дочь была уж на возрасте и такой красоты неописанной, что хоть целый свет изойди, а другой подобной не сыщешь! Пришла дяде нечистая дума в голову, не даёт ему ни днём, ни ночью покоя, стал он приставать к красной девице.
— Или, — говорит, — грех со мной сотвори, или тебе на свете не жить; и сам пропаду и тебя убью!..
Пошла как-то девица в баню, дядя за нею — только в дверь, она хвать полный таз кипятку и окатила его с головы до ног. Три недели провалялся он, еле выздоровел; страшная ненависть грызёт ему сердце, и начал он думать: как бы отсмеять эту насмешку? Думал-думал, взял да и написал к своему брату письмо: твоя-де дочь худыми делами занимается, по чужим дворам таскается, дома не ночует и меня не слушает. Получил купец это письмо, прочитал и сильно разгневался; говорит сыну:
— Вот твоя сестра весь дом опозорила! Не хочу ж её миловать: поезжай сию минуту назад, изруби негодницу на мелкие части и на этом ноже привези её сердце. Пусть добрые люди не смеются с нашего рода-племени!
Сын взял острый нож и поехал домой; приехал в свой родной город потихоньку, никому не сказываясь, и начал по сторонам разведывать: как живёт такая-то купеческая дочь? Все в один голос хвалят её — не нахвалятся: и тиха-то, и скромна, и бога знает, и добрых людей слушается. Разузнавши всё, пошёл он к своей сестрице; та обрадовалась, кинулась к нему навстречу, обнимает, целует:
— Милый братец! Как тебя господь принёс? Что наш родимый батюшка?
— Ах, милая сестрица, не спеши радоваться. Не к добру мой приезд: меня прислал батюшка, приказал твоё белое тело изрубить на мелкие части, сердце твоё вынуть да на этом ноже к нему доставить.
Сестра заплакала.
— Боже мой, — говорит, — за что такая немилость?
— А вот за что! — отвечал брат и рассказал ей о дядином письме.
— Ах, братец, я ни в чём не виновна!
Купеческий сын выслушал, как и что случилося, и говорит:
— Не плачь, сестрица! Я сам знаю, что ты не виновна, и хоть батюшка не велел принимать никаких оправданий, а все-таки казнить тебя не хочу. Лучше соберись ты и ступай из отцовского дома куды глаза глядят; бог тебя не оставит!
Купеческая дочь не стала долго думать, собралась в дорогу, простилась с братцем и пошла, куда — и сама не ведает. А её брат убил дворовую собаку, вынул сердце, нацепил на острый нож и повёз к отцу. Отдаёт ему собачье сердце:
— Так и так, — говорит, — по твоему родительскому приказанию казнил сестрицу.
— А ну её! Собаке собачья и смерть! — отвечал отец.
Долго ли, коротко ли блуждала красная девица по белому свету, наконец зашла в частый, дремучий лес: из-за высоких деревьев чуть-чуть небо видно. Стала она ходить по этому лесу и случайно вышла на широкую поляну; на этой поляне — белокаменный дворец, кругом дворца железная решётка. «Дай-ка, — думает девица, — зайду я в этот дворец, не все же злые люди, авось худа не будет!» Входит она в палаты — в палатах нет ни души человеческой; хотела было назад поворотить — вдруг прискакали на двор два сильномогучие богатыря, вошли во дворец, увидали девицу и говорят:
— Здравствуй, красавица!
— Здравствуйте, честны́е витязи!
— Вот, брат, — сказал один богатырь другому, — мы с тобой тужили, что у нас хозяйничать некому; а бог нам сестрицу послал.
Оставили богатыри купеческую дочь у себя жить, назвали родною сестрицею, отдали ей ключи и сделали надо всем домом хозяйкою; потом вынули острые сабли, уперли друг дружке в грудь и положили такой уговор: «Если кто из нас посмеет на сестру посягнуть, то не щадя изрубить его этою самою саблею».
Вот живёт красная девица у двух богатырей; а отец её закупил заморских товаров, воротился домой и немного погодя женился на другой жене. Была эта купчиха красоты неописанной и имела у себя волшебное зеркальце; загляни в зеркальце — тотчас узнаешь, где что делается. Раз как-то собрались богатыри на охоту и наказывают своей сестрице:
— Смотри же, до нашего приезду никого к себе не пущай!
Попрощались с нею и уехали. В это самое время заглянула купчиха в зеркальце, любуется своей красотой и говорит:
— Нет меня в свете прекраснее!
А зеркальце в ответ:
— Ты хороша — спору нет! А есть у тебя падчерица, живёт у двух богатырей в дремучем лесу, — та ещё прекраснее!
Не полюбились эти речи мачехе, тотчас позвала к себе злую старушонку.
— На, — говорит, — тебе колечко; ступай в дремучий лес, в том лесу есть белокаменный дворец, во дворце живёт моя падчерица; поклонись ей и отдай это колечко — скажи: братец на память прислал!
Старуха взяла кольцо и отправилась, куда ей сказано; приходит к белокаменному дворцу, увидала её красная девица, выбежала навстречу — захотелось, значит, вестей попытать с родной стороны.
— Здравствуй, бабушка! Как тебя господь занёс? Все ли живы-здоровы?
— Живут, хлеб жуют! Вот братец просил меня про твоё здоровье проведать да прислал в подарок колечко; на, красуйся!
Девица так рада, так рада, что и рассказать нельзя; привела старуху в комнаты, угостила всякими закусками да напитками и наказала своему брату родному низко кланяться. Через час времени старуха поплелась назад, а девица стала любоваться колечком и вздумала надеть его на пальчик; надела — и в ту ж минуту упала мёртвая.
Приезжают два богатыря, входят в палаты — сестрица не встречает: что такое? Заглянули к ней в спальню; а она лежит мёртвая, словечка не молвит. Взгоревались богатыри: что всего краше было, то нежданно-негаданно смерть взяла! «Надо, — говорят, — убрать её в новые наряды да в гроб положить». Стали убирать, и заприметил один на руке у красной девицы колечко: «Неужели так её и похоронить с этим колечком? Дай лучше сниму, на память оставлю». Только снял колечко — и красная девица тотчас открыла очи, вздохнула и ожила.
— Что с тобой случилось, сестрица? Не заходил ли кто к тебе? — спрашивают богатыри.
— Заходила с родной стороны знакомая старушка и колечко принесла.
— Ах, какая же ты непослушная! Ведь мы недаром тебе наказывали, чтоб никого без нас в дом не пускала. Смотри, в другой раз того не сделай!
Спустя несколько времени заглянула купчиха в своё зеркальце и узнала, что её падчерица по-прежнему жива и прекрасна; позвала старуху, дает ей ленточку и говорит:
— Ступай к белокаменному дворцу, где живёт моя падчерица, и отдай ей этот гостинец; скажи: братец прислал!
Опять пришла старуха к красной девице, наговорила ей с три короба разных разностей и отдала ленточку. Девица обрадовалась, повязала ленточку на шею — и в ту же минуту упала на постель мёртвою. Приезжают богатыри с охоты, смотрят — сестрица лежит мёртвая, стали убирать её в новые наряды и только сняли ленточку — как она тут же открыла очи, вздохнула и ожила.
— Что с тобой, сестрица? Али опять старуха была?
— Да, — говорит, — приходила старушка с родной стороны, мне ленточку принесла.
— Ах, какая ты! Ведь мы ж тебя просили: никого без нас не примай!
— Простите, милые братцы! Не вытерпела, хотелось из дому вестей послушать.
Прошло ещё несколько дней — заглянула купчиха в зеркальце: опять жива её падчерица. Позвала старуху.
— На, — говорит, — волосок! Ступай к падчерице, непременно умори её!
Улучила старуха время, когда богатыри на охоту поехали, пришла к белокаменному дворцу; увидала её в окошечко красная девица, не вытерпела, выскочила к ней навстречу:
— Здравствуй, бабушка! Как тебя бог милует?
— Покуда жива, голубушка! Вот таскалась по миру и сюда забрела тебя проведать.
Привела её красная девица в комнату, угостила всякими закусками и напитками, расспросила про родных и наказала кланяться брату.
— Хорошо, — говорит старуха, — буду кланяться. А ведь тебе, голубушка, чай и в голове поискать некому? Дай-ка я поищу.
— Поищи, бабушка!
Стала она искать в голове красной девицы и вплела в её косу волшебный волосок; как скоро вплела этот волосок, девица в ту же минуту сделалась мёртвою. Старуха зло усмехнулась и ушла поскорей, чтобы никто не застал её, не увидел.
Приезжают богатыри, входят в комнаты — сестра лежит мёртвая; долго они вглядывались-присматривались, нет ли на ней чего лишнего? Нет, ничего не видать! Вот сделали они хрустальный гроб — такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать; нарядили купеческую дочь в блестящее платье, словно невесту к венцу, и положили в хрустальный гроб; тот гроб поставили посерёд большой палаты, а над ним устроили балдахин красного бархату с бриллиантовыми кистями с золотыми бахромами, и повесили на двенадцати хрустальных столбах двенадцать лампад. После того залились богатыри горючими слезами; обуяла их великая тоска. «На что, — говорят, — нам на белом свете жить? Пойдём, решим себя!» Обнялись, попрощались друг с дружкою, вышли на высокий балкон, взялись за руки и бросились вниз; ударились об острые камни и кончили свою жизнь.
Много-много годов прошло. Случилось одному царевичу на охоте быть; заехал он в дремучий лес, распустил своих собак в разные стороны, отделился от охотников и поехал один по заглохшей тропинке. Ехал-ехал, и вот перед ним поляна, на поляне белокаменный дворец. Царевич слез с коня, взошёл по лестнице, стал покои осматривать; везде уборы богатые, роскошные, а хозяйской руки ни на чём не видно: всё давным-давно покинуто, всё запущено! В одной палате стоит хрустальный гроб, а в гробу лежит мёртвая девица красоты неописанной: на щеках румянец, на устах улыбка, точь-в-точь живая спит.
Подошёл царевич, взглянул на девицу, да так и остался на месте, словно невидимая сила его держит. Стоит он с утра до позднего вечера, глаз отвести не может, на сердце тревога: приковала его краса девичья — чудная, невиданная, какой во всем свете другой не сыскать! А охотники давно его ищут; уж они по́ лесу рыскали, и в трубы трубили, и голоса подавали — царевич стоит у хрустального гроба, ничего не слышит. Солнце село, сгустился мрак, и тут только он опомнился — поцеловал мёртвую девицу и поехал назад.
— Ах, ваше высочество, где вы были? — спрашивают охотники.
— Гнался за зверем, да немного заплутал.
На другой день чуть свет — царевич уж на охоту собирается; поскакал в лес, отделился от охотников и тою же тропинкою приехал к белокаменному дворцу. Опять целый день простоял у хрустального гроба, глаз не сводя с мёртвой красавицы; только позднею ночью домой воротился. На третий день, на четвёртый всё то же, и так целая неделя прошла. «Что это с нашим царевичем подеялось? — говорят охотники. — Станемте, братцы, за ним следить, замечать, чтобы худа какого не случилося».
Вот поехал царевич на охоту, распустил собак по́ лесу, отделился от свиты и направил путь к белокаменному дворцу; охотники тотчас же за ним, приезжают на поляну, входят во дворец — там в палате хрустальный гроб, в гробу мёртвая девица лежит, перед девицей царевич стоит.
— Ну, ваше высочество, недаром вы целую неделю по́ лесу плутали! Теперь и нам не уйтить отсюда до вечера.
Обступили кругом хрустальный гроб, смотрят на девицу, красотой её любуются, и простояли на одном месте с утра до позднего вечера. Когда потемнело совсем, обратился царевич к охотникам:
— Сослужите мне, братцы, великую службу: возьмите гроб с мёртвой девицей привезите и поставьте в моей спальне; да тихомолком, тайно сделайте, чтоб никто про то не узнал, не проведал. Награжу вас всячески, пожалую золотой казною, как никто вас не жаловал.
— Твоя воля жаловать; а мы, царевич, и так служить тебе рады! — сказали охотники, подняли хрустальный гроб, вынесли на двор, устроили на лошадях и повезли в царский дворец; привезли и поставили у царевича в спальне.
С того самого дня перестал царевич и думать об охоте; сидит себе дома, никуда из своей комнаты не выходит — всё на девицу любуется. «Что такое с нашим сыном приключилося? — думает царица. — Вот уж сколько времени, а он всё дома сидит, из своей комнаты не выходит и к себе никого не пущает. Грусть-тоска, что ли, напала, али хворь какая прикинулась? Дай пойду посмотрю на него». Входит царица к нему в спальню и видит хрустальный гроб. Как и что? Расспросила-разведала и тотчас же приказ отдала похоронить ту девицу, как следует по обычаю, в мать сырой земле.
Заплакал царевич, пошёл в сад, нарвал чудесных цветов, принёс и стал расчёсывать мёртвой красавице русую косу да цветами голову убирать. Вдруг выпал из её косы волшебный волосок — красавица раскрыла очи, вздохнула, приподнялась из хрустального гроба и говорит:
— Ах, как я долго спала!
Царевич несказанно обрадовался, взял её за руку, повёл к отцу, к матери.
— Мне, — говорит, — бог её дал! Не могу жить без неё ни единой минуты. Позволь, родимый батюшка, и ты, родная матушка, допусти жениться.
— Женись, сынок! Против бога не пойдём, да и такой красоты во всём свете поискать!
У царей ни за чем остановок не бывает: в тот же день честным пирком да и за свадебку.
Женился царевич на купеческой дочери, живёт с нею — не нарадуется. Прошло сколько-то времени — вздумалось ей поехать в свою сторону, отца с братцем навестить; царевич не прочь, стал у отца проситься.
— Хорошо, — говорит царь, — поезжайте, дети мои любезные! Ты, царевич, отправляйся сухим путём в объезд, осмотри этим случаем все наши земли и порядки узнай, а жена твоя пусть на корабле плывёт прямым путём.
Вот изготовили корабль к походу, нарядили матросов, назначили начального генерала; царевна села на корабль и вышла в открытое море, а царевич поехал сухим путём.
Начальный генерал, видючи прекрасную царевну, позавидовал её красоте и начал к ней подольщаться; чего бояться, думает, — ведь она теперь в моих руках, что хочу — то и делаю!
— Полюби меня, — говорит он царевне, — коли не полюбишь — в море выброшу!
Царевна отвернулась, не даёт ему ответу, только слезами заливается. Подслушал генеральские речи один матросик, пришёл к царевне вечером и стал говорить:
— Не плачь, царевна! Одевайся ты в моё платье, а я твоё надену; ты ступай на палубу, а я в каюте остануся. Пусть генерал меня в море выбросит — я того не боюсь; авось справлюся, доплыву до пристани: благо теперь земля близко!
Поменялись они платьем; царевна пошла на палубу, а матрос лёг на её постель. Ночью явился в каюту начальный генерал, схватил матроса и выкинул в море. Матрос пустился вплавь и к утру добрался до берега. Корабль пришёл к пристани, стали матросы сходить на землю; сошла и царевна, бросилась на рынок, купила себе поварскую одёжу, нарядилась поварёнком и нанялась к своему родному отцу на кухне прислуживать.
Немного спустя приезжает к купцу царевич.
— Здравствуй, — говорит, — батюшка! Принимай-ка зятя, ведь я на твоей дочке женат. Да где ж она? Аль ещё не бывала?
А тут начальный генерал с докладом является:
— Так и так, ваше высочество! Несчастье случилося: стояла царевна на палубе, поднялась буря, началась качка, голова у ней закружилась — и мигнуть не успели, как царевна свалилась в море и потонула!
Царевич потужил-поплакал, да ведь со дна моря не воротишь; видно, такова судьба ей назначена! Погостил царевич у своего тестя несколько времени и велел своей свите к отъезду готовиться; купец на прощанье задал большой пир; собрались к нему и купцы, и бояре, и все сродники: были тут и родной брат его, и злая старуха, и начальный генерал.
Пили, ели, прохлаждалися; один из гостей и говорит:
— Послушайте, господа честны́е! Что всё пить да пить — с того добру не быть; давайте-ка лучше сказывать сказки.
— Ладно, ладно! — закричали со всех сторон. — Кто же начнёт?
Тот не умеет, другой не горазд, а третьему вино память отшибло. Как быть? Отозвался тут купеческий приказчик:
— Есть у нас на кухне новый поварёнок, много по чужим землям странствовал, много всяких див видывал и такой мастер сказки сказывать — что на́ поди!
Купец позвал того поварёнка.
— Потешь, — говорит, — моих гостей!
Отвечает ему поварёнок-царевна:
— Что рассказать-то вам: сказку аль бывальщину?
— Сказывай бывальщину!
— Пожалуй, можно и бывальщину, только с таким уговором: кто меня перебьёт, того чумичкой[1] в лоб.
Все на это согласились. И царевна начала рассказывать всё, что с нею самой случилося.
— Так и этак, — говорит, — была у купца дочь; поехал купец за́ море и поручил своему родному брату смотреть за девицей; дядя позарился на её красоту и не даёт ей ни минуты спокою…
А дядя слышит, что речь про него идет, и говорит:
— Это, господа, неправда!
— А, по-твоему неправда? Вот же тебе чумичка в лоб!
После того дошло дело до мачехи, как она волшебное зеркальце допрашивала, и до злой старухи, как она к богатырям в белокаменный дворец приходила, — и старуха и мачеха в один голос закричали:
— Вот вздор какой! Этого быть не может.
Царевна ударила их по лбу чумичкою и стала рассказывать, как она лежала в хрустальном гробе, как нашёл её царевич, оживил и женился на ней и как она поехала отца навестить.
Генерал смекнул, что дело-то не ладно, и просится у царевича:
— Позвольте мне домой уйти; что-то голова разболелась!
— Ничего, посиди немножко!
Стала царевна про генерала рассказывать; ну, и он не вытерпел.
— Всё это, — говорит, — неправда!
Царевна его чумичкою в лоб да сбросила с себя поварское платье и открылась царевичу:
— Я-де не поварёнок, я — твоя законная жена!
Царевич обрадовался, купец — тоже; бросились они обнимать, целовать её; а потом принялись суд судить; злую старуху вместе с дядею на воротах расстреляли, мачеху-волшебницу к жеребцу за хвост привязали, жеребец полетел в чистое поле и разнес её кости по кустам, по яругам[2]; генерала царевич сослал на каторгу, а на его место пожаловал матроса, что царевну от беды спас. С того времени жили царевич, его жена и купец вместе — долго и счастливо.
[1] — Чюмич, чюмичка — металлическая или деревянная поварская ложка с длинной ручкой.
[2] — Яруги — овраги, лощины, буераки (Ред.).