Жил-был король, у него был сын-подросток. Королевич был всем хорош — и лицом и нравом, да отец-то его не больно: всё его корысть мучила, как бы лишний барыш взять да побольше оброку сорвать. Увидел он раз старика с соболями, с куницами, с бобрами, с лисицами.
— Стой старик! Откудова ты?
— Родом из такой-то деревни, батюшка, а ныне служу у мужика-лешего.
— А как вы зверей ловите?
— Да леший-мужик наставит ле́сы[1], зверь глуп — и попадёт.
— Ну, слушай, старик! Я тебя вином напою и денег дам; укажи мне, где ле́сы ставите?
Старик соблазнился и указал. Король тотчас же велел лешего-мужика поймать и в железный столб заковать, а в его заповедных лесах свои ле́сы поделал.
Вот сидит мужик-леший в железном столбе да в окошечко поглядывает, а тот столб в саду стоял. Вышел королевич с бабками, с мамками, с верными служанками погулять по́ саду; идёт мимо столба, а мужик леший кричит ему:
— Королевское дитя! Выпусти меня; я тебе сам пригожусь.
— Да как же я тебя выпущу?
— А пойди к своей матери и скажи ей: матушка моя любезная, поищи у меня вшей в головке. Да головку-то положь к ней на колени; она станет у тебя в голове искать, а ты улучи минуту, вытащи ключ у ней из кармана, да меня и выпусти.
Королевич так и сделал; вытащил ключ из кармана у матери, прибежал в сад, сделал себе стрелку, положил на тугой лук и пустил её далеко-далеко, а сам кричит, чтоб мамки и няньки ловили стрелу. Мамки и няньки разбежалися, в это время королевич отпёр железный столб и высвободил мужика-лешего.
Пошёл мужик-леший рвать королевские ле́сы! Видит король, что звери больше не попадаются, осерчал и напустился на свою жену: зачем ключ давала, мужика-лешего выпускала? И созвал он бояр, генералов и думных людей, как они присудят: голову ли ей на плахе снять, али в ссылку сослать? Плохо пришлось королевичу — жаль родную мать, и признался он отцу, что это его вина: вот так-то и так-то все дело было. Взгоревался король, что ему с сыном делать? Казнить нельзя; присудили: отпустить его на все на четыре стороны, на все ветры полуденные, на все вьюги зимние, на все вихри осенние; дали ему котомку и одного дядьку.
Вышел королевич с дядькою в чистое поле. Шли они близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, и увидели колодезь. Говорит королевич дядьке:
— Ступай за водою!
— Нейду! — отвечает дядька.
Пошли дальше, шли-шли — опять колодезь.
— Ступай, принеси воды! Мне пить хочется, — просит дядьку королевский сын в другой раз.
— Нейду! — говорит дядька.
Вот ещё шли-шли — попадается третий колодезь, дядька опять нейдёт, и пошёл за водою сам королевич. Спустился в колодезь, а дядька захлопнул его крышкою и говорит:
— Не выпущу! Будь ты слугой, а я — королевичем.
Нечего делать, королевич согласился и дал ему в том расписку своей кровью; потом поменялись они платьями и отправились дальше.
Вот пришли они в иное государство; идут к царю во дворец — дядька впереди, а королевич позади. Стал дядька жить у того царя в гостях, и ест и пьёт с ним за единым столом. Говорит он ему:
— Ваше царское величество! Возьмите моего слугу хоть на кухню.
Взяли королевича на кухню, заставляют его дрова носить, кастрюли чистить. Немного прошло времени — выучился королевич готовить кушанье лучше царских поваров. Узнал про то государь, полюбил его и стал дарить золотом. Поварам показалось обидно, и стали они искать случая, как бы извести его.
Вот один раз сделал королевич пирог и поставил в печку, а повара добыли яду, взяли да и посыпали на пирог. Сел царь обедать; подают пирог, царь только было за нож взялся, как бежит главный повар:
— Ваше величество! Не извольте кушать.
И насказал на королевича много всякой напраслины. Царь не пожалел своей любимой собаки, отрезал кусок пирога и бросил наземь; собака съела да тут же издохла. Призвал государь королевича, закричал на него грозным голосом:
— Как ты смел с отравой пирог изготовить, сейчас велю тебя казнить лютою казнию!
— Знать не знаю, ведать не ведаю, ваше величество! — отвечает королевич, — Видно, поварам в обиду стало, что вы меня жалуете; нарочно меня под ответ подвели.
Царь его помиловал, велел конюхом быть.
Повёл королевич коней на водопой, а навстречу ему мужик-леший:
— Здорово, королевский сын! Пойдём ко мне в гости.
— Боюсь, кони разбегутся.
— Ничего, пойдём!
Изба тут же очутилась. У лешего-мужика три дочери; спрашивает он старшую:
— А что ты присудишь королевскому сыну за то, что из железного столба выпустил?
Дочь говорит:
— Дам ему скатерть-самобранку.
Вышел королевич от лешего-мужика с подарком, смотрит — кони все налицо; развернул скатерть — чего хочешь, того просишь: и питьё и еда!
На другой день гонит он царских коней на водопой, а мужик-леший опять навстречу:
— Пойдём ко мне в гости!
Привёл и спрашивает середнюю дочь:
— А ты что королевскому сыну присудишь?
— Я ему подарю зеркальце: что захочешь, всё в зеркальце увидишь!
На третий день опять попадается королевичу мужик-леший, ведёт к себе в гости и спрашивает меньшую дочь:
— А ты что королевскому сыну присудишь?
— Я ему подарю дудочку — только к губам приложи, сейчас явятся и музыканты и песельники.
Весело стало жить королевскому сыну: ест-пьёт хорошо, всё знает, всё ведает, музыка целый день гремит. Чего лучше? А кони-то, кони-то! Чудо, да и только: и сыты, и статны, и на́ ногу резвы.
Начал царь хвалиться своей любимой дочери, что послал ему господь славного конюха. А прекрасная царевна и сама давным-давно конюха заприметила: да как и не заметить красной де́вице добра мо́лодца! Любопытно стало царевне: отчего у нового конюха лошади и резвее и статнее, чем у всех других?
— Дай, — думает, — пойду в его горницу, посмотрю: как он, бедняжка, поживает?
А уж известно: чего баба захочет, то и сделает. Улучила время, когда королевич на водопой коней погнал, пришла в его горницу, а как глянула в зеркальце — тотчас всё смекнула и унесла с собой и скатерть-самобранку, и зеркальце, и дудочку.
В это время случилась у царя беда: наступил на его царство семиглавый Идолище, просит себе царевну в замужество.
— А если не выдадут, так и силой возьму! — сказал он и расставил своё войско — тьму-тьмущую.
Плохо пришлось царю: делает он клич по всему своему царству, сзывает князей и богатырей; кто из них победит Идолища семиглавого, тому обещает дать половину царства и вдобавок дочь в замужество. Вот собрались князья и богатыри, поехали сражаться против Идолища, отправился и дядька с царским войском. И наш конюх сел на кобылу сиву и потащился вслед за другими. Едет, а навстречу ему мужик-леший:
— Куда ты, королевский сын?
— Воевать.
— Да на кляче далеко не уедешь! А ещё конюх! Пойдём ко мне в гости.
Привёл в свою избу, налил ему стакан водки. Королевич выпил.
— Много ль в себе силы чувствуешь? — спрашивает мужик-леший.
— Да если б была палица в пятьдесят пудов, я б её вверх подбросил да свою голову подставил, а удара и не почуял бы!
Дал ему другой стакан выпить:
— А теперь много ли силы?
— Да если б была палица во сто пудов, я б её выше облаков подбросил.
Налил ему третий стакан:
— А теперь какова твоя сила?
— Да если бы утвердить столб от земли до неба, я бы всю вселенную повернул!
Мужик-леший нацедил водки из другого крану и подал королевичу; королевич выпил — и поубавилось у него силы кабы на седьмую часть.
После вывел его мужик-леший на крыльцо, свистнул молодецким посвистом: отколь ни взялся — вороной конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя, из ушей дым столбом, из-под копыт искры сыплются. Прибежал к крыльцу и пал на коленки.
— Вот тебе конь!
Дал ему еще палицу-буявицу[2] да плеть шёлковую. Выехал королевич на своём вороном коне супротив рати неприятельской; смотрит, а дядька его на березу взлез, сидит да от страху трясётся. Королевич стегнул его плеткою раз-другой и полетел на вражее воинство; много народу мечом прирубил, ещё больше конем притоптал, самому Идолищу семь голов снёс. А царевна всё это видела; не утерпела, чтоб не посмотреть в зеркальце, кому она достанется. Тотчас выехала навстречу, спрашивает королевича:
— Чем себя поблагодарить велишь?
— Поцелуй меня, красна де́вица!
Царевна не устыдилася, прижала его к ретиву сердцу и громко-громко поцеловала, так что всё войско услышало.
Королевич ударил коня — и был таков! Вернулся домой и сидит в своей горенке, словно и на сражении не был, а дядька всем хвастает, всем рассказывает:
— Это я был, я Идолище победил!
Царь встретил его с большим почётом, сговорил за него свою дочь и задал великий пир. Только царевна не будь глупа — возьми да и скажись, что у ней головушка болит, ретивое щемит. Как быть, что делать нареченному зятю?
— Батюшка, — говорит он царю, — дай мне корабль, я поеду за лекарствами для своей невесты; да прикажи и конюху со мной ехать: я ведь больно к нему привык!
Царь послушался, дал ему корабль и конюха.
Вот они и поехали, близко ли, далеко ли отплыли — дядька приказал сшить куль, посадить в него конюха и пустить в воду. Царевна глянула в зеркальце, видит — беда! Села в коляску и поскорей к морю; а на берегу уж мужик-леший сидит да невод вяжет.
— Мужичок! Помоги моему горю; злой дядька королевича утопил.
— Изволь, красна де́вица! Вот и невод готов! Приложи-ка сама к нему белые ручки.
Вот царевна запустила невод в глубокое море, вытащила королевича и повезла с собою; а дома все дочиста отцу рассказала.
Сейчас весёлым пирком, да и за свадебку; у царя ни мёд варить, ни вино курить — всего вдоволь! А дядька накупил разных снадобий и воротился назад: входит во дворец, а тут его и схватили. Взмолился он, да поздно: духом[3] его на воротах расстреляли. Свадьба королевича была весёлая; все кабаки и трактиры на целую неделю были открыты для простого народа безденежно. И я там был, мёд-вино пил, по усам текло, а в рот не попало.
[1] — Сети, ловушки.
[2] — Боевую палицу (Ред).
[3] — Быстро, скоро.
Загрузка...
